Найдёныш

Это произошло в конце октября. Я возвращался с охоты, в рюкзаке лежал крупный заяц — беляк. Солнце склонялось к закату. Вечерело. Вдруг Гадай (так звали моего охотничьего пса) резко потянул в сторону. Поводок из рук вырвался, и он скрылся в лесной чаще. Я прислушался: из леса доносился то ли писк, то ли собачье поскуливание. Когда подошёл к месту, увидел такую картину. К дереву была привязана на металлический тросик совсем молодая дворняжка, можно сказать, кутёнок, не больше года. Она лежала на земле, мордочка — на передних лапах, на губах запёкшаяся кровь. Видно, пыталась перекусить тросик, из которого торчала, как у ерша, колючка — проволока. Мой пёс Гадай лизнул его в голову. У Шарика (так я его назвал) показались в глазах слёзы — то ли от радости, то ли от испуга.

Вокруг дерева земля была вся изрыта и ископана. По моему определению, он тут находился дня 2 или 3, не меньше. Пёс то и дело открывал пасть и тяжело дышал, видно, очень хотелось ему пить. Я перерезал верёвку, которая была вместо ошейника. Собачонка настолько была слаба, что даже идти не могла. Тогда я взял её на руки. Недалеко протекал лесной ручей. Я положил щенка у воды. Он ползком приблизился к воде и начал жадно лакать, прерывался на мгновение и снова лакал. Напившись, Шарик отполз от воды, закрыл глаза и затих. Идти он по-прежнему не мог.

Снова взял его на руки и направился в сторону недалеко стоявшей деревушки. На самом краю деревни жили мой старый знакомый, тоже охотник, Михалыч и его жена Матвеевна. Я подошёл к дому, привязал к забору Гадая, а рядом положил Шарика. Постучал в дверь. Вышел Михалыч. Мы сели на лавочку возле дома, и я ему поведал всю историю моего «найдёныша». Он долго курил, видно, переживал тоже, потом сказал: «Оставь его мне. Мой охотничий пёс Верный совсем остарел, даже не лает. Пусть живёт». И ещё добавил: «А этих людей, кто это сделал, и людьми назвать нельзя».

Потом так сложилось, что мне пришлось уехать, и я не был в этих краях лет 5 или 6. Но однажды посчастливилось проезжать мимо той деревушки. Я решил навестить Михалыча. Вышел из машины, направился к дому. На встречу мне выбежал со звонким лаем «вострячок» (так называют охотники собак — помесь лайки с дворняжкой). Вдруг он как-то весь сжался, навострил уши и радостно кинулся ко мне, всё стараясь лизнуть мои руки. Тут вышла Матвеевна. «Ты смотри, узнал Вас. Я подумала, что сын подъехал. Он так же его встречает. Сын у нас тоже охотник, берёт его иногда с собой. Шарик проводит его до леса, а дальше не идёт, во весь дух обратно бежит домой ко двору. Видно, прошлое не может забыть, боится». Я спросил про Михалыча. Матвеевна с грустью ответила: «Михалыч уж года три как ушёл из жизни, и его охотничий пёс Верный тоже умер. А я вот осталась одна с Шариком. Наверное, в город уеду, сын зовёт».

«А он как же?» Я кивнул в сторону стоявшего рядом Шарика. «Его заберу с собой. Сын не против». Садясь в машину, я обернулся попрощаться. У заборчика стояла Матвеевна, махала рукой, а около её ног сидел Шарик, мой «найдёныш», и внимательно смотрел в мою сторону. Наверное, тоже прощался, по-своему, по-собачьи. Я подумал, что вот тем и сильна наша Россия, когда в ней живут такие люди, как Матвеевна и её муж Михалыч, которые могут обогреть добрыми словами, напоить чаем и приютить бездомную собачонку.